Обсуждали мы сегодня с коллегами имена, у меня с моим непростые отношения.
Когда я была маленькой, оно мне казалось слишком сложным и редким, и я горько сожалела, что меня не назвали, например, Аней (жутко взрослую соседку двенадцати лет звали именно так, и я восхищалась).
Потом я повзрослела и выяснилось, что имя вовсе даже не редкое, и Вик вокруг куча, хотя всю жизнь мне везло, и во всех коллективах я была единственной, даже на потоке в институте, хотя нас было действительно много поначалу. В этот период имя снова перестало мне нравится, но уже по противоположной причине.

Не нравилось оно не только мне. Всю мамину беременность папа был уверен в том, что у него будет сын, даже неутешительные результаты УЗИ не могли поколебать эту веру.
Когда, вопреки чаяниям, все-таки родилась я, папа, следуя какой-то своей перпендикулярной логике, сообщил, что раз уж так получилась, то он согласен только на Викторию и никак иначе.
Мама по-всякому пыталась склонить его к какому-нибудь другому варианту…почти к любому варианту, на самом деле, потому что Виктория маме ужасно не нравилась.
Склонить не удалось, и первый год жизни она называла меня как угодно только не по имени. Я была, зайчиком, солнышком, котенком, лучиком, в общем, кем только не была. Привычка, кстати, сохранилась, и мама по инерции называет меня так до сих пор. Это единственный человек, в чьем исполнении я воспринимаю все эти ласковые прозвища, и вздрагиваю, когда она вдруг называет меня по имени.

При всем этом как-то так вышло, что ко мне совсем не прилипают прозвища. Ну вот вообще никакие. Приживаются только разные вариации собственно имени, причем вариации эти зависят от компании и никогда не пересекаются, несмотря на то, что все знают о других.
Самые популярны: Ви, Квик (получилось в результате частого повторения Вик) и из детства - ЯЖеВика
Наиболее часто используемые Котом: ВИконька и ВИкушка, если ласково, и Викулина, если не очень.

Кот вышел из душа с неестественно повернутой головой и болью в глазах и так и остался.
Сидел на кровати и причитал, что больно-больно, что он собирался что-то там делать с машиной, а теперь не сможет, а главное, что у него завтра первый рабочий день в новом подразделении, куда он так стремился, но, если все останется как есть, он до работы даже доехать не сможет. Короче «все пропало, шеф».

На то чтобы просто удобно усадить его на диван ушло минут 10, которые сопровождались криками, стонами и ненормативной лексикой, из чего я заключила, что болит действительно сильно.

И тут я вспомнила последний год перед поступлением. Я опаздывала на какой-то важный семинар на подготовительных курсах, бежала как могла быстро, да еще и одета была не по погоде – посреди зимы случилась оттепель, а я не успела на это отреагировать.
В аудиторию я влетела красная и мокрая как мышь, дышать почти не получалось, и добрый мальчик, которому я очень нравилась, решил облегчить мои страдания, открыв окно прямо у меня за спиной.
Следующим утром я не смогла встать. Буквально. Я не могла не только встать, даже дышать было невыносимо больно, кажется именно тогда я научилась плакать даже не моргая.
На то чтобы полностью восстановиться мне потребовалось две недели, и они показались мне адом, особенно первый день, потому что по такому случаю бабушка назначила мне эффективное, но при этом совершенно негуманное лечение – финалгон под целлофановый пакет, а сверху колючий шерстяной платок. Так делать, конечно, нельзя, потому что финалгон под целлофаном вызывает очень сильный ожег, но зато действует гораздо мощнее.

Кота я честно предупредила, что от этого способа ему, скорее всего, расхочется жить, но он сказал, что никакого финалгона не боится и вообще ему все равно, лишь бы быстро и эффективно.
Ему продолжало быть все равно еще минуты 3 – то время, которого мне как раз хватило, чтобы при попытке смыть эту дрянь с рук размазать ее до самых локтей и еще потрогать щеку.
У меня даже осталась минута на то чтобы пострадать из-за моментально появившихся ожогов, но я быстро о них забыла, услышав вой из комнаты.
Знаете, что бывает если в процессе лечения сделать сильно больно коту или маленькому ребенку?
Вот только коты не умеют разговаривать…
Следующий час я узнала о себе и фармацевтической компании, которая выпускает эту мазь, много нового. Я в общем-то была к этому готова и даже не пыталась возражать, но добил меня вопрос жалобным голосом: «А ты вообще посмотрела, с какого возраста его можно применять!?»
- Извини, малыш, ты уже достаточно большой.

Я давно ничего не писала – по уши в каких-то делах, но читать продолжала.

"Великолепная Гилли Хопкинс" - Кэтрин Патерсон
Детское произведение, точнее подростковое, я берусь за такие книги, когда хочется чего-то безоговорочно доброго и с простой черно-белой моралью. Так вот это совсем не тот случай.
Я осилила примерно половину, до последнего надеясь, что вот сейчас это все будет, но решила, что если первая половина книги такая, то вторая впечатления точно не исправит.
Я считаю, что детские произведения на то и детские, чтобы с самого начала быть с одной стороны красочными и яркими, с другой педагогичными. Для меня это две обязательные составляющие.
Эта книга показалась мне более чем странной для заявленной аудитории, по вызванным эмоциям чем-то даже напомнила «Похороните меня за плинтусом».
Главная героиня из серии «на лицо ужасная, добрая внутри» (в смысле характера, а не внешности) настолько ужасна и так навязчиво это демонстрирует, что даже ее исправление по ходу сюжета (я не дождалась, но оно напрашивается) вряд ли сможет перекрыть это первое впечатление.
Гилии непослушна, груба, к тому же еще и расистка.
И тут дело не в том, что я закрываю глаза на проблемы общества или считаю, что о них не нужно говорить. Нужно, но не с детьми.
Своим сестрам я эту книгу не куплю точно.

Следующей была «12 стульев», но не просто так, а расширенное издание – полный текст, восстановленный из рукописей авторов. Тот текст, который все читали в школе напечатан обычным шрифтом, а все то, что было из него в разное время исключено – курсивом, чтобы было видно, как постепенно ожесточалась цензура и менялся социально-политический контекст.
А еще огромное количество сносок и ссылок с пояснениями не только давно вышедших из обихода слов, но и того самого контекста.
По объему получилось, как все три тома Айн Рэнд вместе взятые, а по насыщенности, как будто я параллельно читала художественное произведение и хрестоматию.
Как в машине времени прокатиться, честное слово.

А потом «Багровый лепесток и белый» - Мишель Фейбер. Вот про эту книгу впечатление неоднозначное. Я читала и не могла понять, как я к ней отношусь, хотя читать продолжала и, надо признать, не без интереса.
Это довольно откровенное произведение, сейчас такие нужно помечать 18+, но я не против этого, наоборот я считаю, что оценить такую книгу гораздо легче – плохие авторы на интимных сценах сразу скатываются в порнографию в худшем смысле этого слова.
Здесь много неаппетитных физиологических подробностей, но они органично вписаны в общую канву и делают текст честным.
Я бы так и сомневалась по поводу книги, но все определил тот момент, когда я дочитала до последних страниц, на которых про автора - эту часть я всегда читаю после самого произведения, а не до, чтобы на восприятие текста не накладывалось впечатление от биографических подробностей.
Так вот все время прочтения я была уверена, что книга написана женщиной, но на самом деле это не так – автор мужчина. Из текста мне это было совершенно не очевидно, что я считаю несомненным литературным успехом.
Однозначно стоит хотя бы попробовать прочитать.

В детстве я очень любила сливочную помадку.
Не знаю, то ли потому, что в детстве все вкуснее, то ли родители были более внимательны к сроку годности, чем я, а может быть я просто запомнила про помадку только хорошее и простила ей все плохое, но все попытки купить это лакомство в более зрелом возрасте неизменно вызывали разочарование. Помадка каждый раз оказывалась каменно-твердой, а от того невкусной.
Все же знают, что вкусная помадка – свежая, мягкая, немного тянучая.

И вот до сегодняшнего дня я жила с любовью к помадке в сердце и уверенностью, что мне просто не везет, или производители халтурят.
А сегодня кто-то из коллег принес и положил на общий стол желтую коробочку, и я, конечно, не удержалась. Уже давно оставила попытки купить «ту самую» помадку, но, если где-то есть возможность попробовать, каждый раз надеюсь на лучшее и пробую.
Так вот, она оказалась именно такой, какой должна быть – мягкая и липкая, пока донесла до стола, всю помяла и перепачкала пальцы.
Вот я вдыхаю полной грудью, кладу ее в рот, медленно жую…и понимаю, что она сладкая…ну очень сладкая…я все. Просто очень сладкая липкая штука.

И вот теперь сижу я в ужасе и думаю: а вдруг сгущенка тоже невкусная!?

Я ждала возможности снова начать читать де Линта. Сейчас самое подходящее для него время.

Есть такие книги, которые прочно ассоциируются с каким-нибудь временем года или даже месяцем, именно в эту пору они производят наибольшее впечатление.
Например, «Жизнь взаймы» нужно обязательно читать весной, когда только начинает стаивать снег, а «Цветы для Элджернона» - зимняя книга, скорее всего январская.
Оказывается, такими бывают не только отдельные книги, но и все творчество автора. Вот де Линт – совершенно точно писал для конца октября и для ноября, когда уже облетели листья, но еще не лег снег.

На этот раз я решила читать в хронологическом порядке, с сожалением обнаружив, что из его обширной библиографии на русский переведена хорошо если треть.
Так вот «Страна грез» - одна из самых ранних, по ней это сразу видно. Стиль уже читается, но текст – еще слишком сказка, хоть и красивая. Это больше поучительная история, чем злободневная, в какие-то моменты она даже напоминала мне «Поллианну».
Зато здесь еще нет любимых авторских штампов, и излюбленного «фееобазного» женского образа тоже еще нет.
Это не укол в сердце, как более поздние «Городские легенды», но мне было приятно хоть на три дня впустить в себя ноябрь и его волшебство.

В моей жизни все опять замерло с приближением зимы, я затаилась и лениво наблюдаю за проходящими мимо днями, а между тем, происходит множество мелких событий, которые ускользают из памяти, но которые лучше бы запомнить, потому что они есть сейчас моя жизнь.

***
Я – интроверт и не испытываю острой потребности в общении, более того, я часто этого общения избегаю, но таю и растекаюсь, попадая в компанию таких же как я.
Компания интровертов – это такое особенное сообщество, в котором каждый настолько трепетно относится к своим и чужим границам, что под воздействием высокоцентрированного чувства безопасности эти границы истончаются и почти исчезают. Самые едкие и нетолерантные шутки, над которыми искренне смеются все участники, рождаются именно в таких компаниях.
Мы собираемся под вечер и расходимся за полчаса до утренних пробок, как раз, чтобы успеть доехать по пустой еще Москве до дома.
В этот час сон самый сладкий. В окнах домов не горит свет, кажется, что в городе больше нет людей.
Мы болтаем о разном, играем в настольные игры, пьем чай, обсуждаем влияние на общество запрета порнографии и правила постановки ударений в испанском языке.
Нам хорошо вместе.

***
Ладе два с почти половиной, она улыбчивая и хитрая, совсем не похожа на свою старшую сестру.
Лада рассказывает стишок про старушку.
- На свете старушка спокойно жила, сухарики ела и пиво пила.
- Ладушка, что пила старушка!?
- И пиво пила.
- Бабуль, мне не послышалось?
- Да я всего-то один раз вместо «кофе» «пиво» сказала. Ну кто ест сухарики с кофе!

***
С нами теперь живет вишневое варенье, оно поселилось в унитазе.
Я пыталась расстаться с половиной банки ужасно засахарившегося варенья путем спускания его в унитаз. Надо было провернуть эту операцию тайком от Кота, потому что варенье нам дала его бабушка, но есть его оказалось невозможно, потому что сахара в нем, наверное, раза в три больше чем ягоды.
Я спустила воду и довольная собой выходила из туалета, когда краем глаза заметила, что кроваво-красное вишневое варенье лезет из трубы обратно. Зрелище, надо сказать, не для слабонервных.
Ночью я боялась, что оно придет мстить, но все было спокойно. Спустя два дня я к нему даже привыкла.
Коту пришлось признаться, иначе при виде большого количества красной субстанции на дне унитаза, могло погибнуть слишком много его нервных клеток.
Он ворчит, что я зря не учла в школе физику и угрожает уничтожить варенье горячей водой.

***
А через два дня я пойду учиться. Мы собрали мне деньги и уже даже отдали их принимающей стороне. За следующие полгода я должна стать лучше и счастливее, либо окончательно распрощаться со своей самооценкой.
Очень волнительно.

На день рождения папа подарил мне букет невероятно красивых коралловых роз – яркие, с небольшими бутонами и не слишком длинными стеблями, люблю такие. Розы были с ног до головы покрыты шипами, у них даже на прожилках под листьями были маленькие острые колючки, ощущение от которых наводило скорее на мысли о стекловате, чем о царице цветов. А еще их было двадцать, я не суеверная, конечно, но двадцать…
Розы искололи мне все руки, но плотными бутонами радовали больше недели, что для этих цветов совсем не характерно.

Я пила чай и восхищалась цветами уже по десятому кругу, потому что надо было чем-то заполнять затянувшиеся паузы, они неизбежно возникают, когда мы все собираемся за столом.
Наконец бабушка не выдержала, подхватилась и убежала в комнату с обещанием что-то мне показать. Единственная тема, на которую она может говорить почти бесконечно долго и совершенно не обращая внимания на заинтересованность собеседника – ее огород и его обитатели.
Из комнаты бабушка принесла цветочек аленький три гигантских лимонно-желтых махровых цветка и гордо мне их продемонстрировала, назвав бархатцами. Я удивилась, потому что в моем представлении бархатцы – маленькие и оранжевые, но с почетным мичуринцем спорить не стала, бархатцы так бархатцы. За следующие двадцать минут бабушкиного монолога я выяснила, что это действительно бархатцы, но не простые, а какого-то специального сорта, которые бабушка подкармливала, пересаживала в парник на период похолоданий и обрывала на них все бутоны, кроме одного, чтобы в конечном итоге получить ИХ.
Я послушно восхитилась, после чего мне поступило предложение, от которого нельзя отказать – «А давай я их тебе подарю. А то я так боялась, что ты на них и смотреть не захочешь – драматическая пауза – а тебе они понравились, и я так рада». Конечно, давай ты мне их подаришь, потому что папины розы не идут ни в какое сравнение с этими плодами твоего огородного таланта, а я благодарная внучка, которой они просто не могли не понравиться.

Цветы действительно красивые, и я не имела ничего против того, чтобы они украшали мою кухню, но без подвоха тут, разумеется, обойтись не могло.
Цветы оказались с корнями, и обрезать их категорически запрещается, потому что с ними они простоят дольше, а она хочет знать, насколько сильно они еще откроются.
Корни можно промыть от земли и песка, с которыми она их привезла, но только очень аккуратно, чтобы ничего не повредилось.
Чтобы они прожили как можно дольше, в воду, в которой они будут стоять, нужно добавлять спрайт…во все остальные букеты тоже нужно добавить спрайт…обязательно.
Нужно делать фотографии, чтобы у нее было документальное подтверждение того, насколько сильно они раскрылись, кроме того, мне нужно будет ей звонить и в красках описывать это чудо.
Я пожалела, что согласилась принять этот подарок, но было уже поздно…да и шансов отказаться, на самом деле, не было изначально.

Дома я обнаружила, что земли там по кило на каждое растение, а корни перепутались и спаялись, кажется, на молекулярном уровне.
Попытка промыть их над ванной была прервана таки включившемся мозгом, который сообщил мне, что труба забьется нафиг по всей длине.
Промывать корни над унитазом оказалось безопаснее для труб, но малоэффективно, потому что рук не хватает, а земля почти не смывается, впрочем, смывающегося «почти» оказалось достаточно, чтобы перепачкать унитаз, стены и меня.
Корни оказались еще более объемными чем цветы, а вазы, как выяснилось, не рассчитаны на букеты с корнями, поэтому я перепачкала все три свои вазы, прежде чем мне удалось силовым приемом затолкать бархатцы в кувшин для компота.
Я перевела дух, послушно налила спрайт в вазу и пошла приводить в порядок санузел. В процессе выяснилось, что земля не смывается и лежит неаппетитной коричневой массой на дне унитаза.
Ершиком она не проталкивается тоже.

Спустя два дня выяснилось, что спрайт при взаимодействии с корнями и воздухом начинает вонять. Боже, как он воняет.
Промывать корни пришлось каждые два дня, уделываясь уже не только в земле, но и в вонючей жиже.

Я трижды хваталась за ножницы, чтобы тремя быстрыми движениями прекратить свои мучения, но чувство вины каждый раз за шкирку тащило меня в ванную на «процедуры».

Через четыре дня позвонила бабушка. Позвонила, разумеется, в рабочее время и сходу наехала на меня за то, что я ей не звоню и не докладываю о состоянии подопечных. Объяснять, что мне не очень удобно сейчас это обсуждать не стоило даже пытаться – бесполезно ссылаться на работу в разговоре с человеком, который не проработал ни дня в своей жизни.

О том, что я не хочу участвовать в ее упражнениях по моей дрессировке, я вспомнила только спустя неделю.
Отрезала корни, вылила спрайт, объяснила гостям, что вот то коричневое в унитазе – это не то, о чем они подумали, выдохнула и впервые заметила, что цветы не только красивые, но еще и пахнут приятно, и вообще отлично смотрятся на кухне.

Каждую осень все вокруг начинают ностальгировать на тему школьных времен. Особенно, конечно, усердствуют родители детей школьного возраста, но и все остальные не отстают.
Я ненавидела школу всей душой.
Все время моего обучения мне обещали, что это пройдет: "вот перейдешь в среднюю школу", "вот перейдешь в старшую школу", "вот перейдешь в 11 класс", "вот пойдешь на подготовительные к универу", "ну вот уж на выпускном тебя точно накроет" (накрыло, кстати, я чуть не плакала от счастья и облегчения), "вот пойдешь первого сентября в институт вместо родной школы", "вот в сессию-то вспомнишь, как в школе хорошо было", "вот перестанешь учиться"….и еще много всяких «вот».
Я прошла все эти этапы, я отучилась пять лет в университете и уже больше трех лет работаю, но ни разу за это время я не скучала по школе. Конечно, еще остается вероятность, что тоска по ней придет ко мне в старости (рука об руку со склерозом, если только), но я думаю, что сейчас я уже могу с уверенностью утверждать, что школьные годы были сплошным кошмаром. Нет, у меня было прекрасное детство, как я уже не раз говорила, но все то прекрасное, что в нем было, происходило вне школы (за редким исключением).

В то время, когда все ждали, когда же начнется обещанная ностальгия и изо всех сил искали в себе ее признаки, я с замиранием сердца ждала, когда же меня наконец отпустит, когда последняя неделя августа перестанет вызывать у меня глухую тоску и безотчетное чувство все нарастающей паники и безысходности.

И родительский дом, и мою съемную квартиру от районных школ отделяет только пешеходная дорожка, поэтому каждое первое сентября начинается для меня со звуков старых «школьных» мелодий. Мелодии эти всегда звучат из не очень качественных динамиков и приглушаются расстоянием и стеклопакетами. В моем сознании эти механические звуки всегда превращались в мелодии из фильмов ужасов, а обреченные лица шагающих мимо окон школьников только усугубляли это впечатление.

Помимо всего вышеперечисленного, у меня с детства сбит отсчет годичного цикла. Для меня новый год всегда начинался и, наверное, всегда буде начинаться не с 1 января, а с начала осени. Эту цикличность всегда будет задавать день рождения в самом начале сентября, ну и травма детства (я опять про школу , да). Из-за этого приближение первого сентября всегда имело для меня еще и особый личный смысл, а потому я боялась, что меня не отпустит никогда.

Сколько бы я ни пыталась вспоминать о школе только хорошее или вообще не думать о ней, ничего не помогало. Со временем особенно острые негативные переживания действительно сгладились, я стала чаще вспоминать какие-то моменты с улыбкой, но первого сентября я все равно становилась мрачной и погруженной в себя, а от легкого озноба не помогали ни шерстяная кофта, ни горячий чай.

Не было никакого озарения или ощущения свалившегося с души камня, я вообще не заметила, как это произошло, но в этом году я вдруг просто забыла про первое сентября. Совсем.
Мне стыдно, но я даже не поздравила сестру-третьеклашку.
Выбегая из дома, мельком отметила необычно тихую музыку, протолкалась между детей с букетами на узкой пешеходной дорожке у дома и побежала в метро, думая о чем-то своем.
Задумавшись об этом сегодня, поняла, что мое отношение на самом деле поменялось еще в прошлом году, но произошло это уже после первого сентября, поэтому осталось незамеченным. А изменение это отразилось всего в одной мелочи, которой я просто не придала значения – я полюбила осенние цветы. Той осенью, выйдя из метро, я вдруг увидела насколько красивые астры продают бабушки при входе, купила охапку и удивилась, почему же я раньше никогда этого не делала.
Астры, георгины, гладиолусы…теперь я могу искренне восхищаться их красотой и любить за то, что они добавляют красок в осенний пейзаж.
Все-таки отлегло, хоть и понадобилось на это больше семи лет.

Только золотые шары по-прежнему не люблю, но они для меня не про школу.

Есть в Москве такое место – Papa`s Place. Я даже не знаю, как его правильно классифицировать: бар, клуб, притон…
Когда мы были студентами, там проходили самые безумные и пьяные наши вечеринки.
Заведение находилось на Чистых прудах, туда пускали без паспорта, вытяжки почти не работали, поэтому в маленьком зале всегда было жарко и душно, света тоже было совсем мало, что, на самом деле, к лучшему. Там постоянно проходили какие-то акции, например, в понедельник там был каунтдаун, поэтому, заплатив какие-то смешные деньги за два коктейля, ты совершено бесплатно получал еще от четырех до восьми стаканов (количество зависело от времени). В качестве тех самых коктейлей там продавали какое-то совершенно жуткое пойло болотно-зеленого цвета (лонг-айленд, ага), который разливали из подозрительной непрозрачной канистры, этот напиток валил с ног не хуже деревенского самогона «на нестиранных портянках», да и пах он примерно также.
Думаю, не надо рассказывать, насколько весело и одновременно отвратительно проходили такие вылазки.
Музыку там, кстати, ставили отличную – всякое старье: Нирвану, Бон Джови, Акву, темы из «Охотников за приведениями» и «Друзей»…Пили и танцевали до упаду.

В год нашего выпуска Papa`s закрыли, но не насовсем. Заведение переехало в большое помещение на Никольской – два шага до кремля, много места, дорогой алкоголь и очень дорогие машины посетителей у подъезда.
Л. как-то зашла туда вечером.
С ностальгическим замиранием сердца открыла дверь и…
Сказала, что шоколадный торт там отменный, многие посетители (солидные мужчины в дорогих костюмах) заказывают его к кофе с каплей Бейлиса.
Шоколадный торт в Папасе!

Да, я только сейчас прочитала эту книгу. Нет, я не вру и действительно много и с удовольствием читаю, но ее прочитала только сейчас. И вовсе даже не потому что мне стало стыдно, что я не знакома с классикой, я, честно говоря, не читала очень многое из тех произведений, которые у всех на слуху, и по знакомству с которыми принято оценивать начитанность, интеллигентность, а иногда даже уровень интеллекта собеседника.
Мне действительно непонятно, почему я должна, превозмогая себя и отчаянно зевая, читать неинтересного мне автора только для того, чтобы потом в случайной беседе сказать: «Разумеется читала. Потрясающее произведение, очень глубокое».
Для того, чтобы написать что-то по-настоящему сильное и глубокое, не обязательно быть угрюмым нищим эпилептиком, или страдать коммунизмом головного мозга, или умещать весь свой зашкаливающий словарный запас в одно предложение, описывая природу, погоду и оборки на платье главной героини…ну, мне так кажется.

Творчество господина Бредберри я искренне уважаю («Разумеется читала. Потрясающие произведения, очень глубокие»), но заставить себя начать читать именно эту историю никак не могла. Дело в том, что я с трудом переношу антиутопии, мне всегда очень тоскливо и противно их читать.
Этот жанр мне напоминает одновременно две вещи: фильмы Балабанова и детские сказки.
Фильмы Балабанова потому, что в таких историях всегда используется любимый прием этого режиссера – насколько это возможно утрированно и гротескно показать, как все может быть плохо и насколько омерзителен на самом деле человек. Изуродованный человечеством мир обычно настолько ужасен, что я совершенно не могу переживать по этому поводу. Казалось бы, душа должна болеть, а чувство вины и стыда за принадлежность к этому биологическому виду толкать на карниз высотки или на митинг «зеленых», но вместо этого…ничего. Я, видимо,не могу справиться с таким объемом негатива, поэтому просто отфильтровываю его, как зашкаливающий и совершенно неправдоподобный.
А детские сказки, потому что посыл любого такого произведения абсолютно очевиден и не подлежит сомнению. Здесь нет места для обдумывания разных точек зрения, попыток взглянуть на ситуацию глазами каждого из ее участников. Тебе просто с первой же страницы сообщается, что люди стали жить вот так, а это ужасно и противоестественно, поэтому, дети, не следуйте слепо за харизматичными, но тоталитарными лидерами, не позволяйте отнять у вас возможность читать и размышлять, радуйтесь тому естественному и природному, что есть в мире и не гонитесь за бесконечным наращиванием материальных благ, мойте руки перед едой и слушайтесь маму.

Такой черно-белый подход заставляет меня морщиться и просто из чувства противоречия искать правду на стороне злодеев, только вот злодеев в таких книгах обычно тоже нет, есть просто такие же, как главный герой, заблудшие овцы, которым просто никто вовремя не открыл глаза.
Я привыкла читать для того, чтобы фантазировать, обдумывать поступки и слова героев, сопереживать и делать для себя какие-то выводы. Мне категорически не нравится, когда за меня уже все обдумали, переживали и сообщили, как именно я должна отнестись к поднятой проблеме.

Фаренгейт легко читается, легко отзывается образами в воображении, гораздо менее политичен, чем тот же «Мы», что приятно, но это рассказ, как и другие подобные не поменял моего отношения к жанру.
Не поменял, вероятно, потому, что я не поверила. Читала и не верила ни слову, потому что люди не меняются так быстро. В первой строчке рассказала описано удовольствие, которое испытывал Монтэг, сжигая книги. Он не просто выполнял свою работу, ему нравилось ее выполнять. А на следующей странице он встречает странную девочку-соседку, которая задает ему пару провокационных вопросов, рассказывать о вкусе дождя и бессмысленности диалогов между людьми, и вот главный герой уже мечется и страдает от множественных переломов всех своих стереотипов.
Так не бывает. Любой человек до последнего будет защищать свои установки, особенно базовые.
Наша психика так устроена. Есть множество защитных механизмов, которые просто не допустят в сознание информацию, противоречащую нашим убеждениям. С этим можно работать, но это долгая и целенаправленна работа, зачастую требующая помощи квалифицированного специалиста, но никак не диалог с сумасшедшей соседкой, которую он увидел впервые в жизни.
Я не верю, а потому не сопереживаю.